|
|
КОРАБЛЬ ДУРАКОВ
1.
Надо убираться, надо убиваться,
надо уходить в слепоту.
Зимняя куколка, отёчная бабочка
отечески обнимает меня за плечи.
Оттенки ржавых волос и улыбок,
красный лак на пальцах,
красная краска в венах, -
пусть кричат!
пусть орут!
я впускаю в себя этот вопль,
меня хватает на стадионы,
меня не хватает на одиночество.
2.
Нарисуй меня на песке,
нарисуй меня на воде
Беловодье лазури, ты с кем
охраняешь свой жалкий удел?
Суламифь, береста, поцелуй,
капли масла на белых губах,
Соломон, тамада, ветродуй,
я собака твоя на бобах
На песочных равнинах жара,
скорпионья улыбка теплей,
мое жало прокисло. Пора
пить расплавленный небом елей.
Я за вами помчу без коней,
я развею песочную гарь,.
уходи Суламифь, так верней,
улетай белокрылая в старь.
.
Уходите же, глядя в глаза,
ваши крылья и лица в огне
я - лисица, я пена, я - за,
никогда не грусти обо мне.
3.
jamais, jamais, усни, молчи,
качаю колыбель твою,
зеленый Сены из парчи
рвет клеопатрову броню.
Ключи возьми, открой окно,
царапай имя на стекле,
возьми моё, мне все равно,
так просто умирать в тепле.
Содом, jamais, я твой волчок,
твой бисер капает на грудь,
душа - просверленный зрачок, -
и вертится мой путь.
4.
ядерная зима
мельница на плаву
сладкая липкая тьма
эффектную пишет главу
на той стороне тепла
на той беспредельности мглы
дуют шары из стекла
стачивают углы
.
смачивают поцелуй
сердце - атуй! атас!
сколько еще аллилуй
на стороне нас.
сколько крупинок песка
брызжет из кулаков
я тебя отыскал
в матрице дураков.
5.
Живая патока - постоянство,
убей пчелу - и в медовый рай.
Его владения, блеск убранства,
мой обреченный бог, выбирай.
Пойми мелодия там простая,
твой выстрел сделан, и будь таков,
живая патока налитая
для му - да - ков.
6.
На корабль!. Доски, кожа, капуста,
вертела, в бочке кислый портвейн.
В вертоградное узкое устье
протекают Волга и Рейн.
А еще в этой зге евразийской
обелисковые берега,
длинноочереди за сосисками,
безупречный поиск врага.
На корме - вавилонский журавль
на носу - повитухи - шуты,
и плывет этот чертов корабль
за седмицу морей до черты.
По ночам штурман горько смеется
тихо дразнит его капитан
и на небе, как из колодца,
злые звезды и бледный туман.
Здесь босые кривые старухи
свои косы седые плетут,
и прекрасные тощие духи
свои сладкие речи ведут.
Сотни зим - самозванок из Леты
догоняют и рвут паруса,
и на палубе без билета
места хватит для каждого пса.
Продолжается славное девство,
на корабль спешит детвора,
и Безумное Королевство
вновь отчаливает. В пять утра.
7.
Утро, утро, утро, утро!
рифма: сутра, пудра, нутрия!
Я слышу музыку о солнце и конце времен,
о! Английское дитя, американский дьявол!
Ты нежишь мое сердце,
топишь мои берега изо льда в рычаниях и хрипах!!!!
Я дышу одержимостью,
выдыхаю одержимость,
я люблю!
Вы слышали?
Это мантра! Радио-молитва! О начале времен,
гонги и барабан! Боги и боги...
На плите выкипает чайник, взрываются яйца!
Скрипка!!! Оставь меня в покое, я хочу стряхнуть твое игольчатое тело, твою идеологию остроты.
Нет, твоя паутина слишком крепка и опасна,
твой череп слишком гулок и меланхоличен, чтобы вызвать тебя на битву!
Хэй!!!
Почему именно сейчас вспоминается Эразм?
Похвала глупости,
корабль дураков в лоне музыки и утра!!!
Корабль дураков завален сельдью и поцелуями,
корабль дураков - дитя чумы и запретов!
Корабль дураков!
Твое вечное плавание закончится в этом заливе, нашей реки!
Но умалишенные плывут мимо,
они не слышат меня!
Они не возьмут меня с собой, потому что я не горю их безъязычием, а они слишком искушены, чтобы сосать мой язык!
Нет, я плачу,
и музыка, сутра печали и безвозвратного томит меня, жилы предсердия выгибают спины
я не пускаю ее ближе, я учусь защищаться!
Утро! Ты прощаешься со мной.
8.
Всякое быдло хочет быть
пугалом, соболем, идолом,
всякое быдло хочет сбыть
валидол, пиво, повидло.
На горе завод,
под горой урод
маленькие дети, куда спешите?
К мамочке! К мамочке!
Маленькие дети, кина хотите?
К папочке, к папочке.
По сугробам тащатся
городские ящеры,
из кафе таращатся
пращуры.
Я не с вами, Савл,
рукопись сгорела,
за углом облава,
на газоне тело.
9.
Отойди от меня, химера,
мне твой профиль с детства знаком,
я к трюмо подходила несмело
в черных туфельках, с рюкзачком.
Я болела ветрянкой и гриппом,
забивала занятия в школе
и связалась с опасным типом -
дядей мишей, затем дядей колей.
Целовала ему ягодицы,
а он финкой царапал трехстишье,
обсуждали, любил ли он бриться,
этот каверзник мертвый Ницше.
И теперь вот себя созерцаю,
через пленку смеется девица, -
я достану тебя! поймаю!
но она меня не боится.
февраль 2001 год
|
|
|
|