Месиво жестких противоречий и дилемм, наполнивших мир, как воздух и яд, не всегда позволяет сохранять ясность ума, сердца. Вряд ли были другие времена, было как-то иначе и лучше. Человек не знает наверняка, где проходит разделительная полоса между светом и тьмой, хаосом и упорядоченностью, волей и слабостью, поскольку это, скорее, не его прерогатива. Ни дар предвидения, ни знание истории не обещает дерзающим никаких гарантий от промахов и ошибок и, тем более, противоядия от ложных идей, негативных последствий. Особенно, если речь идет об обществе и о власти.
       Власти, ставшей по сути дурным мифом, звучащим в разные времена на свой лад: "Снежная королева зла и коварна. Гороховый царь жаден и несправедлив. Король глуп и гол".
       Власть почти постоянно презираема, равно как и обожаема. Ведь в ее темной летописи всегда упоминается "метафизический пафос" происхождения и могущества - то ли с бесовского, то ли божественного свойства. Чем совершенней и влиятельней механизм всепроникновения, чем он тотальней, тем больше вокруг плетется мифов и суеверий, тем более он монстроподобен. Впрочем, Густав Лебон написал в свое время, что "единственными настоящими тиранами всегда были тени умерших". Можно еще добавить тени страхов: "А вдруг мы все умрем в забвении от голода, от чумы, от войн, гонений, несправедливости. А вдруг нас обманывают, угнетают?...".
       По сему, можно себе вообразить, какой ужас испытали люди в середине двадцатого века, когда увидели, что их лучшие чаяния обернулись новым воплощением вездесущей властной силы безликого механизма, мечта стала идеологией. Именно таким предстает перед нами отцветающий век - время перерождения старых страшных мифов, когда утопия естественным образом перетекает в антиутопию, и затем - в очевидный факт: монстр, которого так боялись и предчувствовали, действительно рождается.
       Честно следуя Вольтеру, это чудовище сжигает старые законы и создает новые. И вот, мы слышим: "Довольно жить законом, данным Адамом и Евой.. .Левой! Левой!". Новой породы Левиафан с удовольствием пожирает, вербует или обращает в бегство героического Ивана - дурачка с мечом и хитрого Мальчика- С- Пальчика с "Энциклопедией" подмышкой.
       Сбежавшие из лагеря победителей всегда стоят перед выбором. Они вольны примириться с меньшим драконом или завоевать врагов, дабы поменяться ролями и основать свой драконий пантеон. Так, Д. Оруэлл, отчаянный противник коммунизма, фашизма и всякой "несправедливой власти", в ужасе писал в 1936-м: "Коль дело дойдет до крайностей, то интеллигенция в подавляющем большинстве перейдет к фашизму" - как злу, меньшему, чем коммунизм, или... "буржуазный либерализм"
       Впрочем, развязка оказалась иной. Победители рискнули предложить новые (или почти новые) правила игры, которые устраивают всех или почти всех, - что раньше казалось достаточно неправдоподобным. Одолев чудовищ, наследники беглецов и тираноборцев почти обезопасили свой мир от неприятных сюрпризов. Они делают его целесообразным, стабильным, в меру религиозным, уравновешенным, сытым, комфортным, информационно открытым. Оставаясь мудрыми, они стараются не ссориться с философами, поэтами, писателями и всякими сумасшедшими, восстающими (вероятно, по привычке) против благородного закона, против лучшей силы, хранящей общество от зла идеологий...
       ...И потребители всемирных супермаркетов будут терпеливо смеяться, наблюдая за неразумным меньшинством, - непонятными анархистами, скучными троцкистами, консервативными сектантами, ярыми монархистами, улавливая туманные выкрики: "Политика - дрянь!", "...либеральный строй ничем не отличается от тоталитарного: сытая тюрьма для тупоголовых смиренных тварей!" или "долой держателей абсолюта!". Ко всем кричащим они отнесутся с сочувствием и пониманием. Ведь это ностальгия, тоска по традиционной утопии, воплотившей стремление к истине и исключительному, безупречному совершенству.

наверх